"

Это аскетичное в декорациях и костюмах, философское и необычайно щедрое на театральные открытия прочтение стало откровением.

Этот животный ужас перед неминуемым пришествием чумы, когда актрисы не боятся быть почти безобразными в своем страхе и отчаянье. Этот ритм, отбиваемый в столы и стулья, вдруг ставшими огромными кахонами испанского фламенко и величие Председателя, который стал утесом, вокруг которого волнами бились людской ужас и паника, сменившиеся отчаянной отвагой и…надеждой.

И конечно же, «Моцарт и Сальери». С первой минуты и до последней. Голгофа для любого творца, крестный путь испытаний, который Сальери не смог пройти. Этот хоровод бесов, что хихикая и согласно кивая, увлек его в ад. Но Сальери боролся и изнемог в этой борьбе у нас на глазах. Спектакль, так похожий на библейскую притчу или страницы «Мастера и Маргариты», без камзолов, кружевных манжет и клавесина, но от которого остается привкус песка и пыли на растрескавшихся от жара губах.

ЭЛЬВИРА НАСИБУЛЛИНА

"

"Пир во время чумы" для меня остался чем-то вроде невольно подслушанной семейной ссоры - и интересно, и стыдно, и страшно. Страшно, что эти люди обречены, стыдно, что ты оказываешь свидетелем их предсмертного пира, интересно, потому что талант актеров не дает отвести взгляд от этого радостного увядания. Обрезанная режиссером часть со священником удачно оборвала повествование не на минорной ноте, а на отчаянном, воинственном гимне Чуме, который до сих пор звучит в моей голове...

ГАЛИЯ ТРУШЕЧКИНА